Время отмщения [HL] - Алексей Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вопреки зародившимся надеждам в сумке не оказалось ни дури, ни фляги с чем-нибудь бодрящим, ни даже простой воды. Лишь груда обойм к оставшимся в мобиле пистолетам, магазины для «дыроколов» и как подарок — аптечка да четыре банки консервов, уж непонятно для чего брошенных сюда Яланом.
Лицо мужчины вытянулось от разочарования, а женщина лишь произнесла:
— Пить хочется.
— Потерпи, — оборвал ее спутник.
Он и сам вдруг ощутил накатывающую жажду и яростно принялся выбрасывать ненужные пистолетные обоймы. Он бы и магазины к пистолет-пулеметам выбросил, чтобы избавиться от лишней тяжести, но вовремя вспомнил, что тогда их единственное оружие превратится в простые железяки. А так — все какая-то иллюзия защиты.
И впереди лишь сплошная жуть, но то, что позади, гораздо страшнее. Так хоть какой-то шанс, а там…
Без всякой надежды, уже подозревая о результате, Ялан все же попробовал позвонить по связнику. Что может быть естественнее, чем вызвать машину из города?
Браминда поняла и застыла, наблюдая, как Ялан приложил стержень связника к лицу.
— Бесполезно, — сдался мужчина. — Спутник просто отключил соответствующий сегмент, и сейчас мы вне зоны связи. Так что…
Ялан посмотрел на казавшиеся зловещими джунгли, поудобнее перехватил пистолет-пулемет, взял полегчавшую сумку и бросил:
— Пошли. Все равно здесь ничего не высидим.
После чего сделал первый шаг по дороге.
Глава 17
62Перед городом общая полковая колонна распалась.
По плану операции нам надлежало не вытеснить из города неведомого противника, а уничтожить его, и роты сворачивали, двигались в обход, чтобы зайти с разных сторон, блокировать чужой населенный пункт, атаковать его одновременно с фронта, флангов и тыла.
Сам город был пока не виден. Маневрирование производилось так, чтобы нас не смогли обнаружить раньше времени. Благо на этот раз карты были весьма подробными и мы не рисковали заблудиться где-нибудь в прилегающих к городу скалах или садах.
Дальше всех приходилось идти разведроте, однако на то они и разведчики, чтобы брать на себя самое трудное. По сравнению с ними мой марш перед развертыванием можно было считать увеселительной прогулкой.
Увеселительность подчеркивал идущий впереди колонны танк с нацепленным на него противоминным тралом. Мы привычно сидели на броне, смотрели по сторонам, и не сказать, чтобы в душе ощущался какой-нибудь подъем. Но и уныния не было. Лишь собранность, давно ставшая для большинства привычной. Проглядишь опасность — а в итоге не только сам отправишься в райские кущи, но и рискуешь прихватить с собой товарищей.
Дорога была неплохой и чем-то напоминала основное шоссе, выдерживающее любую технику. Или тут все дороги такие? Вот только подзанесло ее маленько, и потому пыль поднималась в воздух, висела за каждой машиной, пока ее не сволакивал в сторону устойчиво дующий ветер. Если бы не он, дышать было бы совсем нечем.
Мы плевались, пытались хоть как-то укрыться от пыли, но под броню никто не лез.
Наконец, танк свернул на другую дорогу и застыл. Колонна послушно встала вслед за ним, я спрыгнул с бээмпэшки и направился к нашему тральщику. Сюда же подтянулись остальные офицеры.
Судя по карте, мы были на исходных. Судя по часам, у нас оставалось еще почти сорок минут до намеченного времени.
— А дорога, между прочим, клевая, — хмыкнул командир приданного танкового взвода Толик Земченок.
Он был родом из моего города, что сразу же породило между нами сходные с родственными связи двух земляков, закинутых на чужбину. Еще одним был мой техник, которого я даже переманил из батальона Пронина.
Высокий, чуть сутуловатый танкист внешне не слишком походил на выбравших соответствующую воинскую специальность, но что значит внешность? Ничего не значащий стереотип.
Дорога действительно была такой же, как та, что шла от Врат до нашего лагеря. Тут даже колонной идти — сплошное удовольствие. Жаль, что теперь нам уже не до дорог, а улицы — совсем иное дело.
Доклад полкачу занял секунды. Мы ведь не журналисты и не радиолюбители, чтобы засорять эфир понапрасну.
— Перекур! — крикнул я бойцам. — От машин далеко не отходить. Наблюдать за обстановкой!
Кто-то сразу приложился к фляжке, благо на броне — не своим ходом, и мы прихватили с собой порядочный запас воды. Другие потянулись к сигаретам, как можно удобнее расположились в тенистых местах и со вкусом закурили.
Есть не хотелось. Жарковато для чего-нибудь серьезного, но постепенно разум возобладал над желаниями, и то один, то другой боец взялись за консервы.
Время тянулось медленно, как всегда оно тянется перед боем. Кроме тех случаев, когда все начинается внезапно.
Стрелки часов неторопливо двигались, словно желая подразнить нас, а мы демонстративно старались смотреть на них пореже и пытались травить старые заезженные анекдоты.
— Помните, как Величко провожали? — когда очередь дошла до меня, спросил я.
Величко был прежним начальником штаба батальона.
Кое-кто этой истории не знал, и я со вкусом принялся за рассказ.
— Он подхватил гепатит, ну и после госпиталя, как положено, должен был направиться на реабилитацию на Иссык-Куль. А мужик был классный, вот мы и отправились его провожать. Я, Пермяков и Николаев, замначштаба, которому потом ногу оторвало. Как водится, прихватили с собой литр первача, выпили его на четверых еще в госпитале, пока медики документы оформляли. Показалось мало. Достали еще литр. Пока ехали на аэродром, уговорили и его. Там у летчиков разжились еще двумя бутылками. И вот Величко монументально застыл в дверях вертушки, уже раскручивается винт, «крокодилы» прикрытия поднялись, а Пермяков сует нашему болезному стакан. Михайлыч, на посошок! А стакан налит щедро, с горочкой. Михайлыч не спеша выпивает, и мы ему суем огурец. Закуси, чтобы не развезло! Михайлыч очумело на него посмотрел и так возмущенно выдал: «Вы что, мужики? Мне же острого нельзя!»
Все грохнули, представив бывшего начштаба. Впрочем, он еще весной отбыл по замене в Союз и теперь мог соблюдать полную диету или не соблюдать вообще ничего.
Главное — всегда и везде находить что-то веселое, иначе можно просто свихнуться.
— Десять минут, — напомнил Лобов.
— Еще успеем выкурить по последней сигарете, — я извлек пачку, убедился, что она пуста, смял и полез за следующей.
— Абрек — твои дома по правую руку. Лоб — по левую. Колокольчик в резерве, — напомнил я офицерам расклад. — Предупредите бойцов, чтобы экспроприациями не увлекались. Тут целый отряд положили, не ровен час… Кстати, Микола, — повернулся я к Кравчуку. — Приказ не увлекаться касается и тебя.
— А что я — для себя, что ли? — под общий смех вопросил прапорщик. — Я ж для роты стараюсь.
— Вот пройдем город, можешь стараться изо всех сил, а пока лучше воздержаться. Хороши мы будем с мешками за плечами и широкими галстуками! — вспомнил я старый армейский анекдот.
— «Здравствуйте, товарищи прапорщики!» — тоном высокого начальства добавил Лобов: — «Воруете?» — «Ура! Ура! Ура!»
На подобные подначки старшина давно не обижался. Привык и даже сам порою рассказывал что-нибудь из жизни абстрактных прапоров. Но иногда что-то просыпалось в его душе, и тогда он доводил до нашего сведения, что еще ни один прапорщик дом себе не построил, и вообще, много ли он может украсть без ведома старших офицеров?
— Ладно. По машинам! — прервал я веселье и махнул рукой бойцам.
Минута — и бээмпэшки оседланы. Башни чуть сдвинулись, поводя длинными стволами по сторонам, словно уже отыскивали цели, а потом застыли.
Где-то в напряжении выстроились самоходки. На подлете были боевые «крокодилы», и сейчас истекали последние мгновения тишины.
— Заводи! — я дождался заветного слова, прозвучавшего в рации, и, совсем как Гагарин, бросил: — Поехали!
Пока мы никуда не спешили. Колонна двинулась прежним порядком на малой скорости. Впереди — танк с тралом и под его прикрытием все остальные. Дорога покатилась вниз, и мы оказались в зеленке. Не слишком густой, однако вид цветущих кустов и деревьев настолько действовал на нервы, что поневоле подумалось: неужели это на всю жизнь и я отныне обречен взирать на любой лес или парк с точки зрения возможной засады?
Если вернусь. Если…
Мы выехали на открытое пространство довольно неожиданно. Только что по обеим сторонам тянулись деревья, и вдруг открылся просвет, а дальше разлегся широченный луг с песчаными проплешинами, простирающийся до самого города.
Колонна застыла без всякого приказа. Я немедленно поднялся и вскинул к глазам бинокль, выискивая вдалеке какой-нибудь намек на опасность.
Город как город. Видали и покрасивее. Невысокие, не выше четырех этажей дома, на первый взгляд лишенные каких-либо украшений, будь то лепнина, кариатиды, мраморная плитка или плакаты, широкая улица, начинавшаяся прямо от поля, и полнейшее безлюдье.